Патрон фестиваля Урмас Вади

В нашей жизни мы часто ищем объяснения самым разным ситуациям, происходящим вокруг нас, порой непонятным. Даже невероятным! В такие моменты из нас вырываются не просто слова, а метафоры.

К примеру, один мой хороший знакомый, чувствующий, что не справляется с жизнью, что события накрывают его с головой, причем он слышит самым последним о тех вещах, о которых должен был знать давно! Он начинает вести себя все более гротескно, дома начинает путать двери гардероба и ванной, не знает откуда приходит и куда уходит, и наконец заключает: « Жизнь – это театр!» 

Или вот женщина, которая три раза в неделю ходит плавать: однажды она выходит из раздевалки и лишь спустя некоторое время после того, как скользнула в бассейн, замечает, что забыла надеть купальник. Тогда она ныряет и пытается быть в воде так долго и глубоко, как только может, и в ее плавательную шапочку, в волосы и череп стучится лишь одно: «Жизнь – это сон!» 

Полстолетия назад один мой знакомый отец семейства пошел вечером в книжный магазин и занял очередь, чтобы отстоять ее всю ночь, ведь утром в магазин должны были привезти книгу комиксов «Утенок, Микки и другие». Наконец магазин открыли, случилась небольшая давка, но отца семейства было непросто сдвинуть с места: непоколебимо стоял он в очереди, даже продинулся на пару человек вперед; очередь змеилась, счастливые обладатели новой книги выходили из магазина, остальные нервно ждали и думали, достанется ли. И тут вдруг разом подошли целой гурьбой ветераны войны, – откуда им было вообще что-то знать о Дональде и Микки! – и вот поди ж ты, пролезли вперед со своими орденами и купили прямо перед отцом семейства последнюю книгу! Тот поплелся домой, и что ему было сказать своим детям, кроме одного: «Литература – это игра!»

Именно в таких ситуациях, когда никак невозможно объяснить происходящее вокруг тебя, побороть свою собственную убогость и нелепость, когда не поможет и здравый крестьянский рассудок (а помогал ли он действительно когда-нибудь?), появляется неудержная, просто-таки кричащая потребность спросить: а не хочет ли кто-то таким образом что-то сказать нам? Мои рассуждения, конечно, расплывчаты и невнятны, и по-видимому далеки от того, чтобы все разъяснить, однако все-таки мне кажется, что именно когда ты пишешь, пишешь, пропуская через себя написанное, пишешь, выворачивая себя, или даже в тот момент, когда уже совсем не остается надежды, когда рука еще продолжает писать, и именно тогда ты способен на удивление самому себе сформулировать что-то важное, и именно тогда появляется чувство, что кто-то – возможно твое внутреннее я? – сделал это за тебя.  

Последние десять лет я играю в теннис. В детстве я сторонился спортивных игр. Мне больше нравилось лакомиться сладким и жирным. Я не был толстым, но почти всю свою жизнь испытывал чувство, как будто хожу, обернутый ватным одеялом. В школе отправиться в спортивную раздевалку было сродни походу в потусторонний мир: пробивал противный пот, хорошо, если под потолком горела лампочка. А в спортзале уже ждали шведская стенка, гимнастические брусья и – что может быть более отвратительным! – козел! 

Теннис точно так же как литература расширяет жизнь и делает ее более разнообразной. Сейчас наше время настолько напоминает вывихнутый сустав, и ты думаешь до одурения и делаешь, что только можешь, но в конце концоа чувствуешь какую-то беспомощность и усталость, и тебе хочется очутиться в каком-то другом мире. Точно так же как литература, теннис – хотя бы в тот момент, когда ты на корте, когда бежишь за мячом, бьешь – дает возможность забыть все иное. В лучшие мгновения появляется такое же ощущение свободного бега, как когда ты пишешь – как будто ты вошел в другое пространство. Быть может, граница игры там, где мы движемся меж линий теннисного корта, сосредоточенно, пребывая в своем мире, а между тем и где-то в ином месте.

Перевод: Ольга Эйнасто

Спонсоры и партнеры